Марко Михкельсон. Фото: Scanpix

В том случае, если эта фотография настолько ужасна, что может причинить боль ребёнку и если на заседании Рийгикогу раздаются истеричные крики: «Пожалуйста, не говорите об этом, мы заткнём уши, мы не хотим слышать об этом ужасе», то не должны ли мы наказать того, кто сделал эту фотографию, а не тех, кто хочет запретить делать такие фото, спрашивает колумнист Малле ПЯРН.   

Обладающий разумом человек уже давно понял, что либеральная демократия (читай: диктатура) хочет отождествить дурака с умным, нечестного человека с честным, хочет приравнять уродливое и красивое, бескультурье и культуру, отсутствие таланта уподобить таланту, необразованность приравнять к образованию, а мораль отождествить с аморальностью. Там равняются на более низкий уровень, а всё что выше этого уровня, беспощадно уничтожается. Уровень должен быть по колено.

И, естественно, либеральная демократия предпочитает ложь правде.

У нас по-прежнему две Эстонии. Я писала об этом ещё двадцать два года назад,  группа учёных также указывала на это. Теперь это проявилось особенно чётко, что даже не пытаются скрывать. Теперь это не просто более бедная Эстония и более богатая Эстония, теперь у этих двух Эстоний  даже законы разные.

Они живут в разных мирах, у них различные системы ценностей.

Консерваторы живут ещё в реальном мире, либеральные приверженцы диктатуры живут в соответствии с нарративами Брюсселя. Раскол между этими мирами становится всё более глубоким. Мы больше не понимаем друг друга. Мы используем одни и те же слова, но, используя их, подразумеваем разные вещи.

У нас возникла новая классификация проступка. Преступления политиков относятся к отдельной категории, здесь всё зависит от партийной принадлежности. Если преступник состоит в «правильной» партии, то осуждают не преступника и преступление, а пытаются распять людей,  считающих преступника преступником и осмеливающихся назвать преступлением содеянное им.   

Можно фотографировать анус и внешние половые органы ребёнка, но говорить об этой фотографии нельзя. Поскольку в фотосъемке ничего плохого нет, а правоохранительные органы даже не посчитали нужным расследовать факт фотосъемки, то фотографировавший может по-прежнему сидеть в Рийгикогу и в качестве важного политического деятеля представлять Эстонию на международном уровне, но упоминать его деяние и описывать эту фотографию нельзя. Не странно ли это?

Это может навредить ребёнку. А хранение фотографии в телефоне и в облачном хранилище, а может быть и распространение этой фотографии среди определённой группы друзей –  неужели это не нанесло вред ребёнку? Если бы дядя Марко не фотографировал анус и внешние половые органы маленькой девочки и не отправлял бы эту фотографию в облачное хранилище данных, то тогда мы и не говорили бы об этом! Неужели так трудно понять, что ребёнку наносит вред сам дядя Марко и те, кто его оправдывает, а не те, кто осуждает, содеянное дядей Марко! 

Не будет ли теперь правильнее использовать символическое выражение «дядя Марко» вместо совершенно безосновательного и взятого с потолка выражения «дядя Хейно»?

Логика либеральных приверженцев диктатуры остаётся непонятной.

Почему эти либералы стали кричать в зале Рийгикогу, когда Мартин Хельме зачитал описание проблемной фотографии? Ведь на этой фотографии ничего плохого не было, либералам нравятся подобные фотографии. Может быть, эту фотку можно показать и общественности? Действительно, зачем читать чьё-то описание, дайте всем посмотреть на то, что нам теперь уже можно делать!

Или, всё-таки, всем нельзя? Можно только тем, кто дружит с властью?

Хоть это было действительно отвратительным деянием, но забудем об этом, сотрём это обстоятельство в нашей истории? Этого никогда не было! Руки прочь от дяди Марко!

Почему Хельме зачитал это? Он, вероятно, считал, что многие члены Рийгикогу не знали, что они оправдывают, поскольку ему это деяние представлялось отвратительным, а, может быть, он хотел увидеть их реакцию? Эти люди, рьяно оправдывающие фотографию порнографического содержания, очень чётко отреагировали таким образом, что, конечно же, эта фотография была ужасной, об этом нельзя говорить вслух, а о том, чтобы показать эту фотографию общественности, не может быть и речи!

Представители правоохранительных органов сказали, что действия гражданина, по их мнению, не являются подлежащим наказанию преступлением. Правоохранительные органы не говорили о том, что этой фотографии не существует, что гражданин не фотографировал интимные места на теле ребёнка! Правоохранительные органы даже предупредили гражданина о том, чтобы гражданин не дотрагивался до приёмных детей каким-либо неприятным способом!

По логике вещей, может быть, уже тогда надо было начать, по крайней мере, следственный процесс в отношении гражданина? Или стали сомневаться? То есть фотосъемка разрешена, но трогать нельзя? Или за этим стояло что-то такое, что нельзя расследовать, поскольку всё может оказаться ещё ужаснее?

Людей раздражает именно то, что деяние было совершено, оно доказано, но негативную оценку деянию нельзя давать! И описывать это деяние также запрещено. Неужели об этом нельзя даже говорить, поскольку представители правоохранительных органов оправдали фотографирование детской попки и внешних половых органов ребёнка, если ребёнок на фотографии виден не полностью, а сфотографирована только часть его обнажённого тела в довольно неестественной позе?

И в том случае, если подобная фотосъемка у нас не наказуема и даже не осуждается, если такие действия практически массово оправдываются,  а это, в свою очередь, говорит о том, что такое поведение является абсолютно нормальным, то ПОЧЕМУ нельзя повторить описание этой фотографии? Если создателю этих фотографий позволено быть членом Рийгикогу и представлять Эстонское государство за рубежом, то и в описании фотографии ведь нет ничего плохого?

Если эта фотография настолько ужасна, что может причинить вред ребёнку, чьи интимные места фотографировал приёмный отец, если на заседании Рийгикогу истерично кричат: пожалуйста, не говорите об этом, мы заткнём уши, мы не хоти слушать об этом ужасе, то не следует ли наказать того, кто фотографировал,  а не тех, кто хочет вообще запретить подобную фотосъёмку?

Припоминается анекдот о мужчине, который долгое время стоял перед вольером для слона, а затем повернулся спиной к слону, зажмурил глаза, потряс головой и сказал: «Нет. Таких больших животных не существует!!», а затем со спокойным сердцем пошёл своим путём, поскольку таких больших животных не существует.  

Можно говорить и о войне в Украине, можно даже говорить, что нет ничего удивительного в том, что там насилуют женщин, поскольку на войне насилуют, и никто не скажет, чтобы выключили микрофон или отозвали  своего евродепутата, либо отправили бы его в Россию – a в связи с Украиной нельзя говорить о мире ни в коем случае?? Тогда поднимается крик: ах, вы хотите победы русских?    

Кто говорил о победе русских? Больное воображение создаёт чучело врага и отправляется на войну с этим чучелом. Деритесь между собой, оставьте нормальных людей в покое.

Неужели мы действительно должны хотеть того, чтобы эта война продолжалась вечно, а украинцы исчезли бы через несколько месяцев или лет, поскольку все погибнут или покинут свою страну? Может быть, плохой мир лучше плохой войны?  

У людей разные фантазии. То, в каком направлении будет после услышанного развиваться фантазия конкретного человека, указывает на сущность и характер самого человека. Больная фантазия пытается всегда по-своему интерпретировать услышанное, сама из своего материала строит чучело врага, которое начинает ожесточённо лупить. Обладающий больной фантазией человек не случает никаких объяснений, поскольку он истерично борется с чучелом врага.

Каждый видит своё. Ведь существует пословица, что на уме, то и на языке, каждый говорит о том, о чём  думает в глубине души. Грязная фантазия находит во всём грязь. Пчела летит на цветущий в саду цветок, а навозная муха находит навозную кучу.